Таким определением названа моя статья о Еркине Нуржановиче Ауельбекове в известном сборнике воспоминаний «Выдающийся сын казахского народа» за 2012 год, завершающаяся выводом о нём как о кибернетическом человеке.
И это не для выпячивания красного словца привычных восхвалений, а выверенная формула жизнедеятельности непревзойдённого Мастера государственного управления, аналогов которой я не встречал ни в жизни, ни в исследовательском пространстве. Неслучайно к ней обращаются ряд публицистов в вышедшей недавно книге А. В. Татарского «Еркин Ауельбеков: оставляю незапятнанные честь и совесть».
Издание добротное, интересное, достойно отражающее жизнь и судьбу одного из ярчайших государственных деятелей страны, сделавшей вызов естественному ходу общественного развития, в революционном броске устремившейся к неизведанному светлому будущему. То было удивительное время подъема энтузиазма высоких достижений и одновременно трагических жертвоприношений и разрушения веками сложившихся народных традиций.
А время, как мы знаем, это таинственное производное вечности, беспрерывно наполняемое нескончаемой информацией всех элементов живой и неживой природы во Вселенском масштабе. И в нём ничего не возникает и не исчезает бесследно. Особый вклад вносит в него каждый человек.
Представим ситуацию полувековой давности. Жесткая командно-административная система, описанная многими учёными. С одной стороны, четкая вертикаль в принятии и исполнении решений сверху вниз, персональная ответственность, дисциплина и вполне приличный порядок подбора кадров, а с другой – безграничное словоблудие по обсуждению нескончаемых задач о задачах по каждому поводу заводило всю нашу жизнь в тупик, который завершился распадом страны.
Процесс тотального озадачивания по сути нивелировал задумчивость и творчество во всех звеньях управления, формировал в них целые слои карьеристов, болтунов и фарисеев. Мне самому пришлось сотни раз и, очевидно, тысячи часов сидеть и слушать на пленумах обкомов, горкомов, райкомов, партсобраниях одни и те же установки о задачах по усилению, улучшению, развитию и т. п. всего и вся. Такой обязательный ритуал всеобщего заговаривания по существу был пустым прожиганием времени и самой жизни.
И вот на этом управленческом пространстве появляется крупный руководитель Е. Н. Ауельбеков. В отсутствие компьютеров, мобильных телефонов он с присущим ему трудолюбием и тщательностью создает свою систему регионального управления в виде личных дневников, где кратко и четко фиксируются все посещения, поручения, мероприятия, проверки, встречи по времени, по месту событий и конкретным лицам.
За считанные минуты взять любой прожитый за десятки лет день, четко оценить ситуацию и точно смоделировать свои решения и действия – разве это не кибернетический тип менеджмента? Именно он! А кто же тогда его исполнитель? За полвека до описываемых событий известный социолог Макс Вебер назвал бы нашего героя кибернетическим человеком. И был бы прав.
Откуда же у простого казахского парня взялись истоки такого кибернетического мышления? Неужели в пору шельмования социологии как враждебной буржуазной науки он тайком её изучал? Да нет же! Просто этот парень имел природный талант-самородок, воплотившийся в уникальную технологию управления. В науке давно сложилось мнение, что лишь 5-7 процентов людей могут быть лидерами, способными повести за собой других на достижение конкретных целей. В свою очередь, из этого числа выделяется ещё около 1 процента наиболее одаренных и успешных лидеров.
Безусловно, Е. Н. Ауельбеков входит именно в этот поистине золотой процент, ибо он на многие годы обогнал своё время и всем своим трудом доказал, что успешное управление возможно в любых ситуациях и условиях жизни. За это мы его высоко ценим и берём с него пример!
Как-то будучи ректором БелГУ мне довелось принимать бывших руководителей Белгородской области. Разговор зашел о том, что многие выпускники Тимирязевской академии стали видными партийными и государственными деятелями. М. П. Трунов при этом с гордостью подчеркнул: нет таких больше вузов как Тимирязевка по количеству одних только руководителей регионов СССР. Там есть специальная галерея их портретов – очень впечатляет!
Тут я не приминул спросить, а Ауельбекова вы знаете? Еркина? – воскликнул Трунов. Как же не знать – мы с ним вместе учились и жили там. Бывало по вечерам мы до девчат, а Еркин в библиотеку.
Дружески подшучивали над его акцентами русского языка. Но пришла сессия, тройки недопустимы, лишат стипендии. Мы бегаем, суетимся, ночами не спим, пересдаем, а у него – всё на отлично. Шутки теперь в сторону и к нему за помощью, за разъяснениями непонятного.
Интересная была жизнь, а потом бессчётное число встреч, правда, больше в рабочей обстановке. Как-то в Кремлевском дворце на перерыве собралась огромная группа выпускников академии – все первые, все лидеры, но солидность, осанка сразу как ветром сдулись. Объятия, дружеские шутки, воспоминания. Вдруг к нам подходит Л. И. Брежнев с сопровождающими, приветствует и спрашивает: по какому случаю такое большое собрание? Кто-то из первых секретарей в ответ – мол тимирязевцы встретились, и дальше в шутку, собираемся отдельную группу в составе ЦК создать. Нет, ребята, не советую, она может перерасти в антипартийную с плохими последствиями. Лучше пошли фотографироваться, – шутливой улыбкой сказал Генсек.
Когда я был председателем Центросоюза СССР, ко мне многие обращались. Пришел и Еркин. Такой же настырный, наступательный, ставил крупные вопросы развития потребкооперации.
Его тогда назначили на очередную проблемную область Казахстана – выдвигать наверх боялись, уж очень он был независимо самодостаточным и жестким. Двигали по горизонтали, на прорыв, зная, что он его ликвидирует при любых обстоятельствах.
Через несколько дней заходит мой заместитель, которому было поручено решать поставленные проблемы, и говорит: ну, Михаил Петрович, у вас и друг – давит мертвой хваткой, словно волкодав, передохнуть не даёт. А я ему с улыбкой – тимирязевец, среди нас слабаков почти нет.
Но время, драматические события нас разлучили, не знаю о многих ничего. От бывших коллег слышал, что Еркина новые власти не жалуют, всячески уничижают. Уже три года нет его, на семидесятом году внезапно ушел Еркин Нуржанович от нас, – горько посетовал я. Рано-то как, – с огорчением изрёк М. П. Трунов, а ведь мужик – кремень!
Присутствовавший здесь же Н. Ф. Васильев, активно взаимодействовавший в бытность Министром мелиорации СССР с Е. Н. Ауельбековым с улыбкой добавил: от него союзные министры разбегались в разные стороны – мало кто из них выдерживал его деловой напор!
В вышедшей книге меня больше всего поразила статья С. Шаухаманова, преемника Е. Н. Ауельбекова на посту руководителя Кызылординской области, назвавшего его Властелином труда, человеком, который был на голову выше своих сверстников и своей эпохи, имел достаточный потенциал, чтобы руководить Республикой, за что и стал жертвой несправедливости и унижения. Такое редчайшее признание дорогого стоит!
Его коллега, видный государственный деятель и замечательный поэт К. Салыков в память о безвременной кончине Ереке посвятил ему трогательное стихотворение, помещенное в числе первых материалов книги, что является безусловной удачей её автора и редколлегии.
Особым колоритом и аналитической глубиной отличаются воспоминания В. А. Брынкина, ближайшего соратника нашего героя. Находясь многие годы под воздействием его управленческой ауры, ему удалось лучше других понять сей феномен и донести общественности истоки формирования столь неординарной личности, проникнуть и раскрыть специфику его душевной самоорганизации.
Здесь панорама его кипучей, высокопродуктивной деятельности дополняется тем, как он, находясь со всеми в одном и том же временном пространстве двигал себя и окружающих вперёд, сокрушая и сметая всё, что было отвратительным и несовместимым с его пониманием сути служения народу.
Перед моим взором пример как на собрании партхозактива Еркин Нуржанович резко прервал перечисления выступающими цифр-гигантов об агитбригадах, лекторах, боевых листках и прочих атрибутах модного тогда идеологического обеспечения уборки урожая и потребовал привлечь всех водителей, библиотекарей, клубных и других работников к третьей смене на токах и элеваторах.
Повернувшись к секретарю ЦК по идеологии С. Н. Имашеву он, не меняя характерной для него взыскательной тональности спросил: мы правильно расставляем акценты, Саттар Нурмашевич? Правильно, – ответил на столь явную и непривычную дерзость республиканский руководитель, не понаслышке знавший главную особенность ведущего актив, для которого интересы дела были всегда выше конъектурных соображений.
В целом, какое воспоминание в книге не прочтёшь – всюду конкретные факты и выводы о чистоте, честности, неподкупности и других замечательных качествах Еркина Нуржановича. Всё это увлекает и впечатляет читателя.
В то же время чувствуется недосказанность о его завершающем этапе внезапно оборвавшейся жизни. Я пытался собрать такие материалы, но их скупость и отрывочность не позволяют соединить в единый исследовательский узел его личную драму при распаде без внешней агрессии великой державы, оснащённой мощным ракетно-ядерным щитом.
Как пишет М. Чжен,– он не ушёл в тишь кабинетного покоя, а вернулся в родной аул, на родную земля практически внедрять рыночные отношения? По существу он покинул переобувшийся в прыжке и продолжающий управлять только теперь уже эрзац-капитализмом для своих класс номенклатуры. Неужели обиделся на несменяемых серовеликанов за свою невостребованность, своё подавляющее меньшинство и невозможность добиться их преодоления?
Нет, конечно. Как всесторонне образованный, одаренный редким аналитическим умом управленец он никогда не прибегал к упрощению. Понимал, что просто такие державы не распадаются, в одночасье рухнул прежде всего под прикрытием социализма номенклатуризм – строй всеохватывающего дефицита и фантазирования о будущем достатке.
В нём на фоне бесчисленных совещаний, разборов и разносов, уличений и разоблачений, взысканий и запугиваний, внеэкономического принуждения и мобилизаций всё сильнее набирали мощь теневая экономика, чёрные рынки, блат, доставания, торговля из-под прилавка, перераспределение и спекуляция.
Он лучше других знал, что никакими партиями, идеологиями нельзя изменить природную сущность человека, наполненную на 70 процентов животными инстинктами и остающуюся неизменной вот уже тысячи лет. Каким коварным и жестоким он бегал с дубиной в древности, таким и остается за компьютерным столом, управляя смертоносным оружием. Зато наш герой умел нивелировать, приглушать человеческие недостатки.
Имея в личном багаже незапятнанные честь и совесть и непревзойдённый жизненный опыт, Ереке быстро вовлёк своих земляков в ассоциацию крестьянских хозяйств.
Он не восстанавливал ту насильственную коллективизацию 30-х годов, которая карательным смерчем прошлась по казахскому народу. Когда была уничтожена или изгнана за пределы страны фактически его третья часть. И это до сих пор называют социализмом. Он возвращал себя и других к истокам подлинного социализма в виде коллективов народных промыслов, артелей, кооперативов и других форм жизнедеятельности большинства человечества, включая казахский народ. Многие века при любом общественном строе без каких-либо теорий и резолюций они успешно создавали для жизни людей продукты, орудия труда, предметы культуры и быта.
Еркин Нуржанович терпеливо обошел все дома, уважительно побеседовал с каждой семьёй аула и договорился об их долевом участии в крестьянской ассоциации. Говорят, последнее из собственности люди никогда не отдают, его можно только отобрать силой. В данном случае они отдали свои дома и скот под залог банковского кредита добровольно.
Поверили, во-первых, в непререкаемый авторитет и порядочность своего земляка, а, во-вторых, в формулу подлинно коллективной собственности на основе конкретной доли частной с правом распределения и получения соответствующих доходов от совокупной прибыли и свободного выхода с ней из ассоциации.
Заметим, он снова пошел на прорыв против течения жизни как раз в то время, когда на постсоветском пространстве нарастало господство рентоолигархической экономики и латифундий, давно отринутых человечеством как пережиток феодализма.
Знал, что в периоды гибели государств и даже цивилизаций люди всегда возвращались на землю-кормилицу. Не побоялся рискнуть ради общего дела. И это был большой поступок большого, красивой души и помыслов Человека, подобие которому трудно сыскать.
Вскоре в ауле почувствовались перемены к лучшему: закупалась техника, строились новые дома, школа и другие объекты, все по-справедливости получали свою долю от доходов. Разумеется, такому крестьянскому хозяйству было трудно конкурировать с крупными агрохолдингами. Но это был живой пример противостояния наглому ограблению народа, хапужеству и вранью.
А для Еркина Нуржановича – последний высоконравственный подвиг в бессчетных созидательных свершениях для народа, которые, уверен, станут предметом скрупулёзных и всесторонних исследований ученых и специалистов.
Ереке не в чём упрекнуть, он полностью рассчитался со своим временем и в отличие от многих из нас прожил его с неукротимой нацеленностью на опережение.
Искренняя благодарность неутомимому автору книги Александру Владимировичу Татарскому, продолжающему свою беззаветную благотворительную летопись о замечательных земляках, её редактору-журналисту Даулету Ахмеджанову, вложившему душу во многие интересные издания.
Так пусть имя и дела такого национального Героя, Батыра послужит процветанию славного, самобытного казахского народа, всех казахстанцев на века!