Продолжение. начало по ссылкам:
https://akmolinform.kz/iz-bloknota-pisatelya-tragediya-v-more/
https://akmolinform.kz/iz-bloknota-pisatelya-tragediya-v-more-prodolzhenie/
Меня тогда так потрясла эта история, что я ещё волновался больше прежнего, когда впервые её услышал и смотрел кинофильм ЧП. Особо переживал за судьбу оставшихся на чужбине моряков, не знавших ни языка, ни порядков, ни законов, да ещё и находящихся в заточении. Позже на теплоходе я неоднократно, но случайно, встречался с капитаном. Но кроме, как рукопожатия, я на большее не решался. Было неудобно ещё раз ворошить душу старика той давней трагедией.
Возвратясь домой, я решил самостоятельно попытаться хоть что-то узнать из той трагической истории, не может быть так, чтобы об этом никто больше в Одессе не знал. Согласитесь, не каждому дано услышать такую историю, и, тем более, с такими судьбами многих людей. И я начал по крупицам стягивать всё, что только попадало в руки. Вы знаете, вот уж воистину поверишь в известную поговорку: «Кто ищет, тот обязательно найдёт». Время шло, а что-то, хотя и черепашьими шагами, но потихоньку накапливалось.
Однако и многое не стыковалось. В какой-то момент я понял, что дальше мне уже никто ничего не покажет и не расскажет, кроме самого Калинина. И я наметил себе командировку в Одессу, лишь бы встретиться с Виталием Аркадьевичем. Не может быть, чтобы он отказал «старому знакомому», да и ещё специально приехавшему за тридевять земель. Так я полагал своими размышлениями. Но, как говорится: «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается».
Сначала затянули производственные дела, что помешало мне съездить на юг. И по причине новых обстоятельств, я понял что так скоро не съезжу в Одессу. В тех обстоятельствах я решил туда командировать одного из работников. Выбор пал на завотделом Рустама Бирюшева. Я составил ему памятку, набросал несколько важных вопросов, хорошо проинструктировал. И Рустам улетел. Я ждал его возврата, как ребёнок ждет крашенного яйца. И через неделю Бирюшев появляется. Но надежда моя на радость была напрасной. Ибо он привёз весть о том, что корабль, по стечению срока гарантированной эксплуатации, списали, порезали и сдали на металлолом. Когда корабль списали, а его капитана отправили в отставку, то скоро заболел и сам Калинин. И так же оставил этот бренный мир. Многие ветераны пароходства так же уже давно были на пенсии. Рустам так и ответил: «где мне их было искать». А молодые работники мореходства только и отмахивались тем, что об этом приключении слышали что-то краем уха. Но рассказать конкретно ничего не могли. Словом, я снова остался в беспомощном состоянии — ни с чем. Но отступать не хотелось, уж очень интригующая была история. Особенно меня интересовала судьба оставшихся на острове советских моряков. И я дальше в одиночку стал во всём «рыться». И кое-что нащупал. Потому и расскажу только то, в чём лично удалось достоверно узнать, то есть о получении политического убежища.
Оставшихся в плену моряков продолжали пытать. Главным было то, чтобы подписали они бумаги о своём желании остаться за рубежом, и ни в коем случае не возвращаться на Родину. Политические убежища им гарантировали в золочёных обвертках. Но матросы, по-прежнему, оставались непреклонными – только домой и никаких гвоздей. В такой ситуации чанкайшисты, видя бесполезность своих усилий и обещаний, стали ужесточать условия содержания пленников, и свои к ним требования изуверскими мерами. К примеру, матросу В.Книге стали прижигать злектролампой сетчатку глаз. После чего он почти полностью остался без зрения. Матроса В.Саблина, сколько было сил у палачей, они избивали его по голове, чтобы открыл глаза для такой же процедуры. Только таким терпением и под таким издевательством, он смог сохранить зрение. Тогда ему стали выбивать зубы. Выбили все, но остался со зрением, хотя и без зубов. Матрос Ковалёв, не выдержав таких пыток, в молчании с товарищами, в несчастье, умер. Димов, не желая мириться с такими унижениями, по сути, не выдержав издевательств, сам повесился. Матрос Калмазин, особо страдал от жары, от которой у него поднималось невероятно высокая гипертония. Так он и умер от давления, которое спровоцировало кровоизлияние головного мозга. В.Лопатин по той же причине перенёс и выдержал несколько инсультов. Но, хотя и покалеченным, а остался живым. Павленко, не перенося тех же бесконечных и ежедневных физических пыток, поняв безысходность своего положения, взял опасную бритву, и полосонул себя по горлу. Один моряк, перенося всё это, и глядя на другие изуверства, да не имея возможности дальше бороться с извергами, тронулся умом.
На устроенных пытках наших моряков, все гоминдановцы усердствовали от души. Особо в этом старался, чтобы выслужиться перед начальством, лейтенант Лю. И таки добился своего. В отставку ушёл в звании генерала. Оказывается, и на людоедстве можно делать карьеру.
Вы, полагаю, поняли, что такие пытки не всякий человек мог выдержать. Да ещё в таких жутких условиях, гоминдановцы не переставали живописать о западной красивой, весёлой, полной счастья, жизни. Конечно, появлялись и те, кто ломался, и подписали те бумаги. И тех, кто ставил свою подпись, тут же выводили из камеры и скоро их сюда возвращали на обозрение других заточенцев. Они были пострижены, помыты, побриты, переодеты, в новые элегантные костюмы, при галстуках, в шляпах, и даже с тростями, и тёмными очками, в белых перчатках. Они, накоротке, общались с заключенными, затем их срочно, снова куда-то уводили. И их в заключении больше никто и никогда не видел.
Но вот, спустя два года, а точнее в средине 1956 года в советское представительство в Нью-Юрке зашёл человек. Он представился мотористом Шишкиным с танкера «Туапсе». И попросил, чтобы ему помогли вернуться на Родину в СССР. В представительстве такую помощь пообещали. И он ушёл. А на второй день тут же появились его товарищи Ваганов, Лукашов, Рябенко, Ширин. И им пообещали такую же помощь. И спустя 10 дней все они уже были в Москве. И это при том, что у них уже не было советских документов, да и гражданами США они не являлись. Пока тому не радуйтесь и вы.
А в июне 1958 года в Бразилии четверо мужчин, с европейскими чертами лиц, зашли в Болгарское представительство. Они так же представились бывшими моряками танкера «Туапсе». И назвали свои фамилии. То были Анфилов, Бенкович, Гвоздик, Зибров. Дружественные болгары их приютили, и скоро так же вывезли их на свою Родину. А потом переправили всех в СССР.
Пятидесятые годы, после смерти Сталина, стали называть «Хрущёвской оттепелью». В силу ненависти к западу, Н.Хрущёв посчитал, что там побывавшие длительное время наши люди, могут быть подкуплены. То есть – завербованы Западом. А возвратись домой, они могут начать во многом вредить. Потому, изначально, и сложилось такое отношение к бывшим морякам, первыми вернувшимися домой. Их первоначально встречали, вроде, с помпой и цветами. Но постепенно внимание к ним заметно охладевало. И их всё чаще стали приглашать в соответствующие кабинеты, откуда их уже не отпускали на свободу.
Почему-то считалось тогда так, коль побывал за границей, да ещё и длительное время, не может быть, чтобы его там за такой срок не завербовали. И на таких людей, невольно, ложилась тень подозрительности и ненадёжности. В итоге, их на Родине изолировали, кого на 10, а кого и на 15 и даже на 20 лет в карельских, акмолинских или магаданских лагерях. А кто избегал такой участи, то их просто нигде не принимали на работу. Боялись. Ненадёжный тип. То была величайшая глупость, если не сказать жестокость к гражданам, которые ничем и нигде себя не запятнали. Потому дело судимых моряков было шито белыми нитками. И это, не на шутку, возмутило их родственников. И они стали писать в разные инстанции, с требованиями о пересмотре таких дел. Подключили общественные организации. И таки вынудили органы к пересмотру дел моряков. Органы, не найдя ни одного преступления за каждым обвиняемым, вынуждены были всех освободить.
Но произошло это не сразу, и даже не на следующий год. Думаете, кто-то ответил за тот произвол. Или хотя бы извинился. Как бы ни так. За это никого даже не пожурили перед оклеветанными людьми. Тогда была такая распространённая практика – посадят человека, и только потом начинают, не спеша, разбираться. Бывало, что разбирались весь срок заключения. И только потом освобождали. В лучшем случае могли сказать: не волнуйтесь, вы не виноваты, суд ошибся при вынесении вам приговора. Вот и иди и ищи в поле ветра. Так, где небольшими группами, иногда и в одиночку, но постепенно моряки возвращались домой. Однако в плену ещё оставались наши люди. С течением времени о них на родине стали забывать. Не забывали о них только захватчики. Пленников, с целью их сокрытия, переводили из одной тюрьмы в другую. Но от этого условия их содержания не улучшались, наоборот, всё становились тяжелее. Но жестокость поубавилась. Видимо, хозяевам надоело заниматься только истязаниями одних и тех же невинных людей. К этому времени уже и в Союзе не знали, сколько ещё человек находится там, в плену, где они теперь, и вообще, живы ли или нет? Ведь с того трагического времени прошло уже более 30 лет.
Однако произошло очередное чудо. В 1988 году МИД СССР послал на работу в Сингапур дипломата А.Ткаченко на должность заведующего консульским отделом. Это маленькое островное государство, находящееся между Малайзией и Индонезией.
Новый работник, принимая дела, в одном из сейфов, вдруг, обнаружил список тех самих моряков с танкера. Как бумаги туда попали и от кого, кто их составлял, и почему они всё это время лежали без движения? Всё это для Ткаченко, как и для меня, осталось не раскрытой тайной. Нынче я могу только предположить, что, возможно, их составил один из тех освобождённых моряков, давший согласие остаться на жительстве за рубежом.
А.Ткаченко, как честный и добросовестный работник, решил навести справки об этих людях. Он написал запрос в посольство Тайваня, находящееся в Сингапуре. И скоро пришёл ответ: тайванские власти готовы передать граждан СССР советской стороне. А дальше, как говорится, было дело техники. На томящихся в застенках пленников быстро оформили документы, и тот самый электрик Саблин, которому поджаривали зрачки, матрос Писанов, и почти слепой моторист Книга 18 августа 1988 года прибыли в московский аэропорт «Шереметьево». Так, благодаря одному неравнодушному человеку, спустя 34 года удалось освободить несгибаемых Советских людей из плена, и они оказались на родной Земле любимого Отечества. Об их верности и глубокой порядочности говорит тот факт, что, уезжая с чужбины, они не пожелали, чтобы там в могилах на чужой земле остались их умерши и замученные земляки. И они добились того, что им подготовили и передали три урны с прахами их товарищей.
Однако о четверых исчезнувших там их товарищах, вернувшиеся ничего вразумительного пояснить не могли. Вот были люди, и, вдруг, их не стало. И по сей день. Все, с кем приходилось разговаривать на эту тему, сходились в одном: скорее всего, подписав бумаги о предоствлении им политического убежища, вероятно, они попали в неплохие условия, прижились там. А потом, узнав, как в родной стране поступили с теми, кто вернулся незапятнанным на родину, они испугались такой участи. И замолчали навсегда.
Я в середине 80-х годов, будучи в командировке в тогдашней Югославии, а точнее в городе Дубровнике, случайно в газетном киоске встретился с человеком, весьма чисто разговаривающим на русском языке, причём с украинско-одесским акцентом. Когда в разговоре я его спросил, как он туда попал, он замялся, и стал что-то говорить, что, якобы, спасался от войны. Но в то время и в Югославии, как и СССР, шла такая же война с фашистами. К тому же, он своим возрастом не был похож на фронтовика — человека военного времени. Так что Бог ему судья.
Когда моряки на танкере уходили в свой злосчастный рейс, к примеру, Б. Писанова провожала молодая жена, с которой прожил всего неделю. А когда вернулся на Родину, то никто не мог из них сказать ему, где она и что с ней? И никто не решился оказать бездомному и бесправному человеку хоть какую-то помощь. Всё пришлось решать самостоятельно и в одиночку. Жить то где-то нужно было. На что ушло уйма времени и здоровья. И всё же отыскал жену. А когда увидел её после стольких лет разлуки, то бывшую молодую красавицу было не узнать. Она уже давно жила с другой семьёй, воспитывала внуков. Но встретила бывшего мужа тепло. Поставила чайник, сели за стол разговорились. Она ему, плача, сквозь слёзы, рассказывала, сколь она, с другими жёнами, ходила в район портового маяка и всматривалась в безбрежную даль Чёрного моря. Сначала на эти страдания уходили недели, потом пошли месяцы, за ними – годы. И всё это время надеялась и ждала. Особенно было тяжело, когда ждала ребёнка. Но ещё тяжелее стало потом. Поползли слухи, что моряки уже никогда не вернутся домой…
(Окончание следует)