(Продолжение.
Начало https://akmolinform.kz/iz-bloknota-pisatelya-tragediya-v-more/)
То были противозаконные требования незнакомцев. И «Туапсе» дальше последовал своим курсом. Тогда вокруг советского танкера стали взрываться снаряды. Вынужденно остановились только для того, чтобы разобраться, в чём дело? И ту же к танкеру подошли баркасы с вооружёнными десантниками в гоминдановской форме. То были чанкайшисты с острова Тайвань. Этот остров являлся неотъемлемой частью Китая. Но когда там, по примеру Советского Союза, началась борьба по становлению этой страны на социалистический путь развития, её руководитель Чан-Кайши не согласился с этим, собрал свою верхушку и бежал на остров Тайвань. И начал там создавать гоминдановский режим. СССР был на стороне КНР, и всячески помогал создавать и строить там Социализм. На почве этого, гоминдановский режим и пытался всячески мешать этой помощи Китаю. По сути, между Китаем и Тайванем шла открытая вооружённая борьба. Китаю ничего не стояло задушить этот остров. Но на его стороне, как всегда, в таких делах была Америка. Она снабжала остров всем необходимым, в том числе и новейшим вооружением. Гоминдановские вооружённые вояки арестовали членов экипажа «Туапсе» И всех 49 человек закрыли в нескольких каютах, выставили свою охрану, советский танкер на предельной скорости двинулся в путь. Спустя некоторое время быстрого хода, танкер причалил в порту Гаосюн острова Тайвань. Когда моряков высадили на берег, их всех разделили на несколько групп. Отдельно от всех закрыли в камеру и Калинина.
Хотя и не сразу, но всё же начались допросы Советских моряков.
Однако допросы были странными. Моряки это сразу почувствовали. Они больше походили на «прощупывание» арестованных. Следователи, то и дела, что всем чаще стали задавать вопросы насчёт того, как моряки смотрят на то, чтобы попросить у местных властей политического убежища. Но вся команда, как один, неизменно требовали их немедленного освобождения, поскольку в их деяниях не было никаких нарушений. Чанкайшисты пошли дальше. Они подготовили письменное обращение, якобы от имени самого капитана, который просит моряков подписать, якобы его заявление, с просьбой о своём желании уйти и жить на западе. И перечисляются страны на выбор – США. Англия,
Франция, другие капиталистические страны. Моряки знали своего капитана, потому в эти сказки наотрез отказались верить. Тогда группы наших людей разделяют, и каждого запирают в отдельную камеру. И там, в одиночках, каждому стали показывать бумаги, которые, якобы, уже подписали многие моряки. И обещают не только «жизнь-малину» но и «золотые горы». Когда и это не помогло, тогда гоминдановцы переходят на явный подкуп деньгами. И ничего и из этого не получилось. Тогда они начинают явно устрашать каждого моряка вечной каторгой, трудом на каменоломнях. И всё равно ничего не получается. И тогда начинается самый испытанный и изощрённый метод пыток – избиение, жизнь без сна, голодомор, в том числе и без воды. А избиения проводились мокрыми кнутами из морской конопли, намоченные в солёной воде, и по голому телу. Не помогло. Тогда начали зажимать пальцы железными дверями, кровь из которых брызгала, как из форсунки. Не помогло. И тут же появляется идея колоть иголками под ногти пальцев, и прижигания по голому телу фитилями.
И на этом Виталий Аркадьевич приостановил свой рассказ, протёр глаза, подмоченные слезами, положил в рот таблетку, проглотил ком в горле, ещё немного помолчал, и снова заговорил: «Советские моряки, воспитанные в духе патриотизма на примере своих отцов и старших братьев, всё это стойко переносили»
Народная молва утверждает, что для человека нет ничего страшнее, чем переживать голод. Голодный человек теряет рассудок, и готов пойти на самые невероятные поступки. Этот метод и стали использовать хозяева положения.. Они перестали кормить наших людей, не давали воды. Когда моряки дошли до ручки и стали терять сознание, в этот момент гоминдановские твари, устраивают пиршественный стол не только с едой, но и с разными напитками, и начинают кутить. И в этот момент открывают камеры и сюда сгоняют всех заключенных. И на их, голодных глазах, хватали руками всё, что попадётся и заталкивая себе в рты. А, нажравшись так, что в утробы уже ничего не влезало, они начали издать вздохи, икоты, отрыжки, другие звуки от переедания. Наши моряки от всего этого, прикусывали губы так, что из них сочилась кровь, отворачивались, но терпели. Тогда надзиратели хватали их за волосы, поворачивали к столам и засталяли их туда смотреть. «Вот это перенести голодному человек было самым трудным. Но наши моряки не сломались» — закончил рассказчик.
И дальше капитан нас просветил: Когда гоминдановцы захватили танкер, он всё же успел послать в эфир СОС — это международнй сигнал о бедствии, и по нему в Москве узнали о случившемся. Советское правительство сразу стало принимать меры по освобождению своих моряков. Но задача крайне осложнялась тем, что на Тайване в силу тогдашней политической обстановки, никаких советских представительств не было. Попытаться освободить заточенцев силой в тогдашней политической ситуации грозило развязыванием новой войны. А этого никаким образом допускать не следовало. Наша страна ещё не успела залечить раны после освобождения от фашизма. А на стороне Тайваня, под подстрекательством тех же США, был чуть ли ни весь капиталистический мир, а Советский Союз всем им сидел костью в горле. И тогда МИД ССР обращается к правительству Франции, с которым существовали налаженные отношения, чтобы французы подлючились к решению этой проблемы, тем самим помогли в особождении советских моряков. Франция не отказала, но через некоторое время потребовала, чтобы Калинин представил списки захваченных моряков. У Калинина встал вопрос, как составить те списки. Коль нет ни бумаги, ни чернил. И тогда один матрос срывает кусок бумаги с какой-то валявшейся коробки, надкусывает себе вену отламывает с дерева кусок ветки и начал ею макать в кровь, сочившейся с раны, и писать фамилии всех моряков. Калинин дрожащим голосом называл того патриота, но я, видимо, от волнения, не успел её записать. И скоро такой список был готов. И его понесли во французкое консульство. Но и тут, словно чёрная тень витала над моряками или кто-то наслал на них некое проклятие. Ибо надо же было такому случиться, когда доверенный и надёжный человек понёс тот список в это время хлынул проливной дождь, и часть фамилий им было смыта.
И тут один наш турист не удержался и спросил капитана: кто мог и как в тюрьме получить те списки и вырваться из заточения, да рискуя жизнью, понести их по чужой территории в французкое представительство? Меня этот вопрос так же заинтересовал. Калинин, как-то не естественно, передёрнулся, прищурил глаза, и ответил так: «Вот когда, молодой человек, попадёте в схожую ситуацию, не дай вам Бог, и когда почувствуете петлю над своей головой, то ещё и не на такое решитесь и пойдёте». Конечно, капитан говорил завуалировано, иначе он поступить не мог. Но мне представляется, что, изначально освобождение наших людей из плена, было дело Советской разведки. Посудите сами. Советская внешняя разведка, ещё с царских времён, считалась самой сильной в мире.
Ярчайший тому пример длительной работы Чокана Валиханова в Цинской империи, Кокандском ханстве. Были и другие личности, и их многие примеры.
Конечно, когда наши моряки попали в сложнейшее положение, служба КГБ не могла оказаться безучастной к их судьбе. Полагаю, одним из вариантов переноса списков из одного места в другое, могла послужить элементарная жадность или бедность тамошних жителей, в том числе и служивых тюрьмы. Как уже упоминалось, шла война между Китаем и Тайванем за остров. Конечно, это и диктовало ту бедность местного населения, которую испытывали островитяне. И кто-то из них явно мог согласиться, скажем, за тысячу долларов выполнить любое поручение. Тем более перенести какие-то списки с одного места в другое. Это же не взрывчатка и не покушение на чью-то жизнь.
А для организации такой работы, конечно КГБ, в своём арсенале имело таких проверенных, надёжных и преданных людей, как Маневич, Абель, Зорге, Молодый, Шебара, Кривицкий, Агабеков, Голуб, он же Алексеевский, он же Голубев, Судоплатов, другие. К примеру, в Лондоне жил и работал крупный промышленник Лонгсдейл, в Вашингтоне – предприниматель Ганс, в Торонто Канада – некий крупный торговец Ваарлам. В итоге, оказывается, то был один и тот же человек – советский нелегал. Потому и даёт мне право рассуждать, что, примерно, по такой же схеме была проведена операция и по освобождению наших моряков на Тайване. О чём открыто не мог говорить Калинин. Но, скорее всего, он и сам того не знал. Тайна!
Но, как бы там ни было, благодаря тем спискам, скоро в освобождение моряков включилось ещё и шведское Общество «Красный крест». На его работу совместно с французами ушёл целый год. А моряки всё это время терпели издевательства — жару летом, зимой холод в неотапливаемых помещениях, да голод. И, только 26 июля 1955 года по тем спискам из камер вызвали только 29 человек – половину, весь экипаж состоял из 49 душ. 20 моряков в списках не значились. Их имена смыло дождём. На этом известии, у капитана заходили на лице желваки, он покраснел и заплакал. По его выражению лица было видно, как тяжело даются ему эти воспоминания. Потом он ещё хотел что-то сказать, но ком подкатил к горлу и не дал произнести ни слова. Его глаза полностью затопили слёзы, и потекли они по морщинам загоревшего лица. Он достал платок, вытерся и, словно, проглатывая тот застрявший в горле ком, выдавил из себя: «Меня до сих пор мучает совесть, что я не смог тогда всех освободить». И снова замолчал.
Сидевшие в зале, со всеми, женщины начали плакать в голос, каждая что-то приговаривая. Я уже в душе начал сам себя корить за организацию этой встречи. К чему были эти женские слёзы, и наши волнения и переживания? Когда в кают-компании стало несколько спокойнее, Калинин дальше снова протёр глаза, заговорил: «Извините старика за эту слабость. Но представьте себе, когда настал час освобождения, моряков согнали в одно место. Я подхожу к ним с охраной, зачитываю список, заключённый отзывается один, второй, десятый, пятнадцатый, двадцатый, надзиратель держит советские паспорта, охрана их сверяет фамилии, после чего человека выводят из общей камеры. И вот наступает момент, когда список заканчивается, а в камере остаются ещё 20 человек. Они недоумевают и со слезами смотрят на меня. А я ничего с этим не мог сделать. Даже слова проронить я не мог.
«Когда я понял, что заточенцам уже ничем не смогу помочь, кроме как разделить с ними их участь, я представителям местной власти категорически заявил, что останусь в тюрьме вместе с ними до конца. Таков морской Закон, уходить с корабля капитану последним, меня военные схватили и силой скрутили, да затолкали в самолёт. Но, как бы там ни было, а 30 июля, вырвавшиеся из того пекла, мы уже были в аэропорту Внуково Москвы, и ступили на родную землю», вспоминал капитан.
Нас же интересовало то, что же происходило дальше с советскими моряками. И задал кто-то такой вопрос из зала. Но Калинин резко встал и заговорил, как отрубил: «Всё, товарищи, что я знаю, и мог сказать, я вам рассказал. Благодарю за внимание, приближаемся к очередному порту, мне пора заняться делом».
Резко встал и, по-офицерски, ушёл.
(Продолжение следует)