В преддверии референдума по вопросу строительства атомной электростанции в Казахстане споры между экспертами, а также простыми гражданами накаляются. Где брать миллиарды долларов на строительство АЭС? Как сильно отразятся эти затраты на тарифе на электроэнергию? Не произойдет ли у нас аварии, как в Фукусиме или Чернобыле? На эти и другие животрепещущие вопросы в интервью “Времени” ответил председатель Казахстанской ассоциации энергоснабжающих организаций Сергей АГАФОНОВ.
— Сергей Сергеевич, какова в целом ваша позиция по поводу строительства АЭС в Казахстане?
— Я вижу исключительно плюсы. Первый — вклад в устранение энергетической зависимости. Уже сегодня Казахстан в год тратит порядка 60 млрд тенге на импорт электроэнергии и регулирование суточного графика, поскольку помимо нехватки базовой генерации у нас недостаточно собственных маневренных мощностей. И это при том, что острой фазе нашей энергетической зависимости всего два года.
Совершенно очевидно, что указанные затраты будут только увеличиваться. Плановые объемы электроэнергии мы покупаем в основном у России по цене, втрое превышающей среднюю цену отечественных производителей электроэнергии, потому что у нас нет общего рынка с сопредельными странами. У нас уже на протяжении 10 лет существует декларация Евразийского экономического союза об общем рынке электроэнергии, но самого этого рынка нет, вот в чем парадокс. И в отсутствие общего рынка любая сделка — это предмет договоренностей, но никак не прозрачного механизма ценообразования.
К примеру, Германия вместе со своими соседями входит в традиционно либеральный устоявшийся общеевропейский рынок. Когда немецкие субъекты покупают электроэнергию извне, они большого дискомфорта не испытывают, потому что она может быть даже дешевле, чем на внутреннем рынке.
— Какую потребность в электроэнергии закроет одна АЭС?
— Одна станция, конечно, не ликвидирует сложившийся дефицит, но тем не менее это вход в большую атомную энергетику. Ощутимый эффект дадут три станции.
Если к 2035 году мощность нашей энергосистемы составит 40 гигаватт, а это вполне реализуемо, то атомная электростанция в 2,4 гигаватта устранит дефицит примерно на 6 процентов. Но если мы успеем построить три станции к 2040-му, то в общем энергобалансе они будут занимать 15 процентов, и это уже будет хорошим фундаментом для энергетической независимости Казахстана.
— Если одна АЭС покроет лишь 6 процентов от общей потребности в электроэнергии, не кажется ли вам, что овчинка выделки не стоит?
— Знаете, с чего начиналась наша угольная генерация, которая сегодня занимает 70 процентов в общем энергобалансе? С колышка в экибастузской степи. У всего есть начало.
Строительство АЭС — достаточно сложный, капиталоемкий процесс, и начинать его надо было еще 10 лет назад, мы сильно затянули с этим.
Казахстан подписал Парижское соглашение об углеродной нейтральности. И без АЭС нам точно не добиться взятых на себя обязательств. Кроме этого одна тонна угля в среднем содержит 7 граммов радиоактивных веществ. Если посмотреть в масштабах всего мира, то ежегодно 55 тысяч тонн таких веществ генерируют угольные станции. Если в Казахстане угольные ТЭЦ занимают 70 процентов в общей структуре, то мы одни из лидеров засорения окружающей среды радиоактивной угольной пылью.
При этом годовой объем отработанного ядерного топлива составляет лишь 12 тысяч тонн. Оно складируется и на 97 процентов перерабатывается. За 80 лет использования атомной энергетики накопилось всего 370 тысяч тонн отработанного топлива, треть уже использована повторно.
Сегодня многие эксперты рекомендуют не продавать отработанное ядерное топливо, потому что через некоторое время его можно реализовать гораздо дороже. По сути, оно приравнено к золоту, которое дорожает. В Актау работал инновационный реактор на быстрых нейтронах. Порядка 14 тонн отработанного топлива с этого реактора хранится на Семипалатинском полигоне. На протяжении многих лет Казахстану предлагают его продать. Но мы не делаем этого, и правильно, потому что через 10-20 лет сможем заработать на этом гораздо больше.
Таким образом, никаких отходов АЭС не генерирует, есть только отработанное ядерное топливо, которое растет в цене. Это серьезный актив, на котором можно зарабатывать.
Если угольная генерация калечит нас, то ядерная медицина лечит. Национальный ядерный центр в Казахстане даже экспортирует ядерные медицинские технологии. Понимаете, каков у нас уровень исследований в этой сфере?!
— Насколько экономически выгодно строить АЭС?
— Разговоры о том, что атомная энергетика дорогая, лишь спекуляции. АЭС проработает как минимум 80, а может, и 100 лет, при этом срок ее окупаемости в отличие от любого другого типа генерации составляет всего 20 лет, или четверть от всего срока службы.
На АЭС в год заходит лишь один железнодорожный полувагон топлива, и столько же выходит. Топливная составляющая равна всего 4-5 процентам от себестоимости в отличие от угольной станции, где этот показатель — 70-80 процентов.
Средняя оптовая цена электроэнергии, выработанной на АЭС в США, составляет 3 цента, то есть меньше 15 тенге. В Пакистане китайцы совсем недавно ввели в эксплуатацию АЭС с расчетной ценой 6 центов (порядка 25-27 тенге) за киловатт электроэнергии в час на весь период службы. А в Казахстане оптовая цена на электроэнергию уже составляет 20 тенге!
АЭС — это спасение с точки зрения экономики, это стабильно низкая цена на электроэнергию на протяжении многих десятилетий.
Атомная станция станет драйвером экономического роста, даст тысячи рабочих мест, новые возможности для бизнеса. Сегодня более тысячи казахстанцев трудятся на строительстве АЭС в других странах, то есть у нас даже такие компетенции уже есть.
И, наконец, АЭС — это полноценный испытательный полигон для ядерной медицины, новейших исследований в других областях. К примеру, ядерный реактор в Актау выступал опреснителем воды и обеспечивал ею весь город. В 32 странах, входящих в клуб атомных держав, проживает более 4 млрд человек. И на эти страны приходится три четверти мирового ВВП. А все остальные страны, включая Казахстан, производят лишь одну четвертую ВВП. Надо ли говорить, что в этот элитный клуб атомных держав входят США и Китай, которые стремятся к мировому лидерству.
— Что делать с АЭС через 80-100 лет, когда срок ее службы подойдет к концу?
— После того как отработанное ядерное топливо будет извлечено, станцию можно перепрофилировать или разобрать. Опасаться этого не стоит, потому что радиационный фон на АЭС ниже, чем в центре любого крупного мегаполиса. И, уж поверьте, за 80-100 лет АЭС окупит себя несколько раз.
— Во сколько Казахстану обойдется строительство АЭС и на кого лягут соответствующие затраты?
— Это коммерческий проект, примерно на 80 процентов финансируемый за счет заемных средств. Есть заинтересованные финансовые институты. Да, возвращать эти средства будут за счет тарифа на период окупаемости проекта. Но потом устанавливается рыночная цена. Если уже сейчас у нас оптовая цена на электроэнергию составляет 20 тенге, то какой она будет к 2035 году? Как минимум, вдвое дороже. Если же мы построим АЭС, то к моменту ввода ее в эксплуатацию тариф, приведенный к ее сроку службы, будет гораздо ниже 40 тенге за один киловатт-час.
— Некоторые эксперты утверждают, что тариф на электричество взлетит с сегодняшних 9 тенге до 60 тенге за один киловатт-час…
— Не используйте это соотношение, оно не имеет под собой никакого основания. Никто не договаривался с вендорами о тарифе 60 тенге. У нас есть четыре вендора, с которыми нужно торговаться по максимуму. И сегодня никто не может сказать, каким будет тариф, потому что неизвестно, во сколько нам обойдется этот проект. Все эти цифры, 60 тенге или другие, просто взяты с потолка. Поймите, атомная энергетика не может быть дорогой, это самая дешевая генерация, была и остается. Она не внесет в тариф такой вклад, как это сделает зависимость от импорта. Уже сейчас мы закупаем электроэнергию по 11 центов (40-50 тенге) за один киловат-час.
— Еще одно опасение экспертов и обывателей вызывает обеспеченность водой. По их мнению, для работы АЭС необходимо 200 тысяч тонны воды в час. Где ее взять?
— Угольные ГРЭС в Экибастузе требуют воды больше, чем АЭС. Миф, связанный с водой, образовался из-за того, что АЭС оказалась территориально привязана к озеру Балхаш. Но наша энергосистема представляет собой генерацию на юге и на севере, а вот в центре ее нет. И это всегда было большой проблемой. Линии электропередачи, соединяющие север и юг, перегружены. В центре нужна опорная генерация. В этой связи в 2016 году на Балхаше планировали строить угольную станцию. Слава богу, что этого не произошло, иначе бы наступил конец экологии Балхаша.
В США и Бельгии отдельные атомные электростанции вообще стоят на реках, но из них они только подпитываются. Современная АЭС поколения 3+ устроена таким образом, что происходит лишь небольшая подпитка, вода будет двигаться только от озера, а не наоборот, никто в него не будет сбрасывать горячую воду. А подпитка АЭС от естественного испарения Балхаша составит лишь 0,3 процента. Это мизер.
— Пожалуй, один из главных аргументов противников АЭС — аварии в Чернобыле и Фукусиме. Где гарантии, что на нашей атомной станции такого не произойдет?
— В результате аварии на Фукусиме ни один человек не пострадал, нет ни одного смертельного исхода, ни единого случая облучения. Единственная авария с разрушительными последствиями произошла в Чернобыле. После этого соответствующие выводы были сделаны, недочеты учтены.
Современная АЭС имеет пять барьеров на пути распространения радиации и излучения. Любой реактор закрыт куполом — очень толстой непроницаемой герметичной оболочкой из бетона.
В Чернобыле произошел не ядерный взрыв, он в принципе невозможен на АЭС, потому что существует разная степень обогащения урана. При ядерном взрыве взрывается уран, обогащенный на 92 процента. А на атомной станции используется уран, обогащенный лишь на 3-5 процентов. На чернобыльской АЭС произошло резкое тепловое расширение. Если бы ее реактор был защищен оболочкой, то не было бы такого мощного разброса радиоактивных веществ.
На реакторах поколения 3 и 3+ ни одной аварии в мире не было, потому что они эксплуатируются в соответствии со строгими требованиями МАГАТЭ.
— А почему бы вместо АЭС не построить газовые станции?
— Сегодня большое количество электроэнергии, как я уже отметил, перегоняется с севера на юг. На юге есть Жамбылская ГРЭС мощностью 1,2 гигаватта, ее основное топливо природный газ. Эта станция работает в осеннезимние периоды только одним блоком из шести. Если бы у нас был газ, простаивала бы такая станция, владелец которой, между прочим, частное лицо? У нас нет газа, он полностью уходит в газохимию и отчасти будет использоваться для обеспечения маневренных мощностей. Вот почему Казахстан не сможет устранить дефицит электроэнергии, построив газовые станции.