Услышал я всю эту страшную историю давно от неизвестной мне старушки. Встретились мы случайно. Я тогда работал над новой рукописью книги. Тяжёлой была та работа. Трудясь над ней, я устал, и решил в выходной день пойти в городской парк немного отдохнуть. Благо – жил рядом. Почти в центре парка стояла длинная скамейка, и я присел. Над скамейкой свисали ветки растущей рядом белоствольной берёзы. Её листья, колыхавшиеся от неощутимого дыхания воздуха, редкими маленькими лодочками опускались на стоявший рядом небольшой памятник. В ту пору уже явно начали увядать яркие клумбы осени.
Я не помню, о чём думал в этот момент, но, словно, меня разбудила и моё внимание привлекла низкого росточка пожилая женщина. Идя по парку семенящими шажками, она подошла, остановилась у Стелы, установленной «Борцам, погибшим в борьбе за Советскую власть». Сняла берет, и из-под него сверкнули седые жиденькие волосы. Женщина долго смотрела на это надгробное изваяние задумчивым взглядом. Глядела, словно скульптор, искавший свои изъяны, и оценивавший достоинства или упущения своей работы. А я по архивным документам знал, что здесь ранее стоял не этот памятник, который был установлен на братской могиле в самом начале 20-х годов ХХ века. Тогда он представлял собой огромный, огороженный гранитным забором, квадрат, по углам которого стояли четыре высоких квадратных Пирамиды. На каждой из них сверкали золотом фамилии жертв той безумной борьбы. Тела многих борцов как раз покоятся в этой братской могиле. Их много. В этом погребении были похоронены не те, что расстреливал Мефодьев в глиняном карьере. Здесь покоятся другие герои. Мы о них ещё вспомним.
Не мог я знать эту женщину, и, тем более того, что интересовало её в этом, хотя и новом, но другом памятнике. А она всё стояла, и молчаливо вглядывалась в него. У меня складывалось впечатление, что она видит его впервые, и весьма довольна его конфигурацией. Затем обошла его вокруг, подошла, глянула на меня, приостановилась, постояла, и тут же села на скамейку рядом. Не трудно было заметить, что некая тихая печаль легла на её белое, как волосы, но, со временем, поморщившееся, лицо. Её тёмные широкие глаза, бросив на меня затуманенный взгляд, тут же, как маленькие зверьки, спрятались под лохматыми, явно подкрашенными, ресницами и бровями. Вокруг нас шумел, не смолкая, город, ещё больше шума создавали ватаги озорных детишек. С берёзы, то и дело, пролетали мимо нас оранжевые листья. От всего этого создавалось впечатление, слегка трогающее сердце, прощальной мелодии уходящего от нас, то ли возраста, то ли лета. Ведь ещё несколько дней тому назад я уже бывал здесь, и ещё видел эту берёзку, стоявшую совсем зелёной, разметавшей свою крону над скамейкой. Примерно, так же чувствовал себя и я. Ещё совсем недавно был бодр и энергичен, легко передвигался. А теперь, я бы не прочь и уйти от этой молчаливой женщины, но чёртов радикулит, да головная боль от бесконечного письма, словно приказывали: «Посиди, скоро пройдёт». И я подчинялся.
В этот момент мне казалось, что мы с этой, присевшей возле меня, пожилой дамой, думали об одном и том же. Может быть, я неверно понял её настроение, поскольку был намного моложе, и моей головы и усов тогда ещё не коснулось серебро осени, какой была покрыта голова этой пожилой незнакомки. И, вдруг, она первой заговорила, как будто, сама с собой, или кем-то мне невидимым. А потом ко мне повернулась, и спросила: «Вам эта берёзка не напоминает ребёнка? Не правда ли, она, как сиротка, одинёшенька, стоит средь рослых тополей и сосёнок. Те уже большие, и их много, как семьями живут. А она одна одинокая. Гляньте, и вы поймёте, что она чувствует себя сиротой, даже дрожит от этого одиночества».
Я не сразу осознал, к чему она клонит этот разговор. Немного позже я из её слов понял – рассказывала она о своей судьбе, обрамляя его деревьями. А судьба её ещё в молодости сложилась так, что, после замужества, её молодого мужа расстреляли у неё на глазах, вероятно, от чего и следом родился ребёночек мёртвым.
Несмотря на весьма почтенный возраст дамы, голос у неё был чистым и звонким. Каждое слово она произносила, как учительница русского языка, чисто и правильно, будто вынимала их из некой отлитой языковой формы, и подавала мне на сверкающем блюдце. И, мне, в этот момент, почудилось, что она хочет нечто рассказать о себе. Но я молчал. А она, вдруг:
— У вас, вероятно, кто-то из родни лежит под этим памятником, коль вы так долго и молча здесь сидите, — заговорила она, обращаясь ко мне, приглушённым голосом. Как будто боялась кого-то разбудить. И мне, действительно, от этих её слов, стало как-то холодновато, поблекли краски берёзки, словно внезапная туча накатила и накрыла меня. Произошло это, вероятно, ещё и оттого, что не так давно я получил телеграмму о смерти мамы, но поехать далеко на похороны, по уважительным причинам, не смог. Всё это вместе взятое, скорее всего, и затормозило мою быструю реакцию. Я не мог сообразить, что ей тут же ответить. В этом состоянии я начал что-то вспоминать из архивных документов о поре установления Советской власти в Кокчетаве, и здешнем уезде, связи того времени с этим памятником. Поэтому, моя пауза, как-то, невольно затянулась.
Вероятно, поняв моё состояние души, пожилая собеседница сама стала что-то вспоминать из своей жизни. И рассказала мне, что на месте ныне стоящего, не ухоженного, облупленного обелиска, в двадцатые годы, на этой братской могиле, был возведён солидный монумент с надписью золотыми буквами. Сколько под ним покоятся тех борцов, кто отдал свои жизни во имя будущего и новых поколений, женщина сказать тоже не смогла. Не знает. Никто и теперь того сказать не может. Только и отвечают: «Десятки». Вот она, первая запечатлённая память в мраморе и граните о тех страшных, безумных событиях.
Разговорившаяся старушка рассказала, что установлен он на бывшей Базарной площади, в центре Кокчетава, в месте, которое, по сути, со временем стало пустырём. Это место и теперь узнаваемо. За памятником просматривается бывшая ул.Садовая, ныне Абая. Скоро вокруг него, как места святого и памятного, стали высаживать деревья. Так с тех первых саженцев начал формироваться городской Парк отдыха. Когда мы сидели и разговорились с добродушной тётенькой, на этом месте уже стоял не тот монумент с четырьмя высокими пирамидами, а только с одним обелиском, но с той же скромной надписью. Теперь надпись была уже не золоченая, а на тёмной плите белели строчки без имён и фамилий. И ограда братской могилы неведомо когда, и по чьей чёрствой воле, куда-то девалась? Её уже не было, и даже след бывшей ограды не просматривался. А исчезла изгородь, следом за ней начали стираться и границы братской могилы. Теперь, когда мы сидели у могилы, то даже следы не просматривались могильных очертаний. А, на этом месте, явно выступали вмятины человеческих ботинок у самого основания изменённого, не в лучшую сторону, скромного монумента, да валялись пустые бутылки.
К семидесятым годам того же века этот же памятник уже трансформировался в обелиск. Точнее, его установили в 1967 году, к 50-летию Советской власти. Он был выполнен в форме штыка, рядом стоял барельеф с изображением красноармейцев – решительных, полных оптимизма, веры в победу завоеваний революции. У подножья обелиска – надгробная плита с надписью гласила: «Борцам за восстановление Советской власти в г.Кокчетаве 1918-1921 гг. от жителей города». То был памятник на братской могиле павших от рук контрреволюции. Здесь покоится прах командира Красной Армии А.Хобачёва, погибшего в боях на подступах к Кокчетаву. Тут же лежит прах начальника Петроградского продотряда И.И.Суминова, его казнили мятежники. Здесь же похоронены красноармеец Ф.Ковтун, председатель Кокчетавского укома Медведев, уездный врач Мембланк, член уездного бюро партии большевиков Ф.Томской, заведующий отделом уисполкома Ф.Ребров, крестьянин Бражников из села Пухальского, братья Сухановы из села Макинки, Андрей Бахуринский из Обуховки, Сидор Щербак из Еленовки, Михаил Жабский. И семь рядовых красноармейцев, фамилии которых, со временем, затерялись, и другие. По примерным прикидкам, в этом братском погребении покоятся от 30 до 40 жертв. Верные памяти, благодарные горожане, рядом с могилой высадили клумбы, на которых с ранней весны и до поздней осени, как вечный огонь, «горели» ярко-красным пламенем разные цветы. Их было много. Горожане и гости города часто приходили сюда, возлагали букеты, и стояли в скорбном молчании, отдавая дань памяти борцам за светлое будущее. У этого места, в советское время, часто проводились торжественные мероприятия, особенно, Первого мая и во время празднования дней «Великой Октябрьской социалистической революции». Здесь часто принимали детей в пионеры, а подросших юношей и девушек – в комсомол. Святое место!
Стыдно в этом признаться, но, во имя правды, это сделаю. С веянием идиотских перестроек, развала СССР, а потом обретения Казахстаном независимости, первое время, только, и были слышны разные порицания прошлого. В том числе революции, гражданской войны, социализма, коммунистической партии, её вождей, и их идеологии, прочая и прочая. Под такой дух и настрой как-то не появлялось желание побывать у этой братской могилы, и посмотреть, что же там сегодня, как выглядит она после столь услышанного, из разных уст, негатива о прошлом. А не хотелось только потому, что предчувствовал горечь и боль, которая охватит от увиденной, забытой братской могилы. Но, как-то, набравшись смелости и терпения, выбрав погожий день, всё же решил побывать, посмотреть. Если встречу всё заброшенным и в запустении, то хотя бы перекрещусь, и в одиночестве помяну безвинные жертвы. Поклонюсь Памяти Патриотов.
Наконец, решился и поехал. На дрожащих ногах, я с автобуса не шёл, а почти полз к святому погребению. И, о, чудо! Я глазам своим не поверил. Передо мной вдруг возник большой красивый Монумент. Усомнился: туда ли я пришёл? Но читаю текст, высеченный Золотыми буквами: «Кокчетавцам, павшим в Гражданской войне 1918 – 1921 гг.» И душу охватило некое облегчение, стало так приятно, как будто с сердца камень свалился. Спасибо всем, Сiзге шексiз рахмет! за добрую память о том времени и тех народах, кто отдавал свои жизни во имя будущего, во имя нас с вами. Ведь там, в той войне и мятежах погибали не только славяне. Много жертв было и среди местных мусульман. В частности, в отряде, сформированном кокчетавскими баями, во главе Ш.Кшелбаевым, в неравных боях у Келлеровки, погибло не мало казахов. Жаль, что имена их не сохранились. А, возможно, я не там искал. А не попали они в кокчетавскую братскую могилу, и в нашу память, вероятно, по той причине, что ритуалы погребения мусульман отличаются от славянских обычаев.
Этот памятник установили благодарные кокшетауцы в 2003 году. Значит, Память жива!
Однако – это не единственное в Кокчетаве место, где покоятся жертвы той поры – революционных событий. В Кокшетау есть ещё одно святое место, посвящённое участникам революции и гражданской войн Там так же высажен большой парк отдыха.
Мы, с той интересной собеседницей, сидели ещё какое-то время. И показалось мне, что старушка стала уставать, и на некоторые мои дополнительные вопросы уже не отвечала. А только покачивала маленькой, но, похоже, умной, и много пережившей седой головой, словно стеснялась или чего-то боялась. И отводила от меня взгляд, высохших за годы, глаз, да бесконечно протирала их, будто снимала с них пелену или слёзы. И продолжала молчать. Я уже сам стал подумывать о том, как бы вежливее уйти от неё, чтоб не утомлять, да не обидеть пожилого человека. И, вдруг, она, как-то необычно, вздохнула, и заговорила. Да так безудержно, словно перешагнула некую запретную, или мешавшую нам, невидимую грань, которая разделяла нас. Поток её слов был настолько напористым, что я не успевал улавливать смысл ею излагаемой речи.
(Продолжение следует)